Мне кажется, будет не лишним поместить здесь статью о мироощущении японцев.
Сразу вспоминается фраза Ёнои о том, что он хотел бы "вас всех пригласить под наши сакуры". И Хара с его текучестью...
читать дальше
NIHON-NO BI (Красота по-японски)
Наталья Голубева
Поверить алгеброй гармонию… Найти четкие критерии, раз и навсегда понять, что же такое «Красота». Со времен Гераклита, Пифагора и Аристотеля мы пытаемся логически понять эту тайну, рассчитать формулу красоты, но до сих пор бессильно опускаем руки. Почему-то созданное по математическим законом произведение искусства остается мертвым и холодным, а компьютерная музыка не затрагивает душу. А если поискать другой путь? Япония – признанный во всем мире законодатель в мире прекрасного. Кажется, что эстетикой пронизано в ней все, и сама жизнь. Так что же такое Nihon-no bi, Красота по-японски?
Прежде чем говорить о эстетических категориях столь отличного от нас народа, следует понять основное различие в наших мировоззрениях. В чем оно? В принципиально разном взгляде на строение, модель мира. Европейский взгляд на мир аналитичен, мир раскладывается на составные части, как детский конструктор. И красота с точки зрения европейца, воспитанного на эстетических традициях, доставшихся нам от Древней Греции – симметрия, соразмерность, пропорциональность, гармония составляющих целое частей. А вот восточный взгляд на мир не раскладывает его на составные кусочки – мир целостен и неделим, части, как таковой, не существует. Каждая малость есть целое, каждая песчинка - уменьшенная модель мира = микрокосм. «Даже в росинке может отразиться Вселенная». Все пронизывает единый Путь - Дао, мир в целом и каждая вещь в отдельности имеют одну и ту же структуру – инь-ян. «Один во всем и все в одном». Яркой иллюстрацией этого положения являются системы письменности. Слово в европейском языке складывается из букв, воспринимается аналитическим умом (левым полушарием мозга), в восточных языках каждый иероглиф – отдельное понятие, цельное и неделимое и воспринимается не логикой, а непосредственно, на уровне образа (правым полушарием).
Неудивительно, что в европейской эстетике красота противопоставляется уродству, как зло – добру, а истина – лжи, и все эти категории отделены друг от друга, могут существовать независимо. Прекрасным может быть и злое (Люцифер), а доброе – уродливым (противопоставление внешнего и внутреннего). Для японцев красота всеобща - каждая вещь, сколь бы ни была она мала и незаметна, содержит красоту (bi ). Даже неуклюжее, угловатое, безобразное с точки зрения европейца обладает своей гармоничной красотой (chisetsu-bi), так как принадлежит этому миру, а значит, включено в его гармонию. Красота нравственна, красота и есть добро, красота неотъемлема от истины. Как сказал Рабиндранат Тагор, «Япония дала жизнь совершенной по форме культуре и развила в людях такое свойство зрения, при котором правду видят в красоте, а красоту – в правде».
Поэтому поиск красоты в японском искусстве – поиск Истины (makoto), Правды Мира. А значит, эта категория может меняться в зависимости от взгляда человека на мир, философских представлений, и просто от исторического контекста.
Так, одной из самых ранних категорий прекрасного в японском искусстве, стало понятие mono-no avare («очарование вещей»). Слово avare - это сочетание двух возгласов, aa и hare, выражающих восторг, взволнованность. Mono - вещь в самом широком смысле, все явления этого мира. Mono-no avare – ощущение гармонии мира, переживание своего единства с ним, чувство удивления и восторга перед миром, взволнованности, завороженности его красотой, но с оттенком светлой грусти от сознания недолговечности этой красоты, мгновенности, неповторимости и невозвратимости каждого мгновения (буддийская категория mujokan - чувство непрочности мира). "Когда сгущаются сумерки, и ветер наводит грусть, а пение цикад в саду, плач оленя, шум водопада так явственно слышны - как это чарует (avare). Вид предрассветного неба, когда луна вот-вот скроется за гребнями гор, рождает чувство очарования вещей (mono-no avare)" ("Гэндзи-моногатари"). Сам факт мимолетности красоты только усиливает ее очарование. Появиляется даже понятие mujo-no avare - «печальное очарование мимолётности». Прекрасно сказал об этом в «Записках от скуки» Кэнко-но хоси: «Если бы жизнь могла продолжаться без конца, не улетучиваясь, подобно росе на равнине Адаси, и не уносясь, как дым на горе Торибэ, ни в чём не было бы очарования. В мире замечательно именно непостоянство».
Японские исследователи перечисляют четыре разновидности avare: красота душевного движения, красота гармонии, красота печали и красота изящества.
Характерно, что в отличие от европейского подхода, мы видим здесь стремление не столько осмыслить, сколько пережить, прочувствовать каждое явление, ощутить свое единство с миром. Постепенно avare становится основным принципом художественного мышления, главным эстетическим требованием, предъявляемым к произведению искусства. Если произведение не содержит mono-no avare, оно не истинно.
Интересно, что, в соответствии с представлением о тождественности Красоты, Истины и Добра, возникает связь эстетических и этических категорий - если человек способен ощущать mono-no avare, обладает тонкой и чувствительной душой, он хороший человек (согармоничен миру). Если он настолько груб и бесчувственен, что не способен ощущать красоту мира, то он не способен и сострадать и откликаться на чувства других людей, а следовательно, и человек недостойный. «Профессор Ясиро Юкио, известный миру исследователь Боттичелли, знаток искусства прошлого и настоящего, Востока и Запада, – пишет Кавабата Ясунари, японский писатель, лауреат Нобелевской премии – сказал однажды, что особенность японского искусства можно передать одной поэтической фразой: „Когда смотришь на снег, луну или цветы, не можешь не думать о друге” . Когда любуешься красотой снега, когда любуешься красотой луны – словом, когда бываешь потрясен красотой четырех времен года, испытываешь благодать от встречи с красотой, тогда особенно тоскуешь о друге: хочется разделить с ним радость. Переживание красоты пробуждает острое чувство сострадания и любви к людям, и тогда слово „друг” звучит как слово „человек”».
По своему внутреннему содержанию с mono-no avare перекликается понятие furyu. Оно состоит из двух иероглифов – «ветер» и «поток» и выражает красоту бесконечно меняющегося мира, но без ноты щемящей грусти, характерной для mono-no avare. Furyu значит – ощущать каждый миг, как единственный, следовать течению жизни, подобно ветру и воде, каждое мгновение соприкасающимися с тысячами природных форм и вещей, но не останавливающимися ни на одной. «Можно ли остановить падающую звезду? Можно ли удержать снежинку в теплой руке?». Сейчас в Японии это понятие обозначает также путь изящного досуга, занятие прекрасным – искусством каллиграфии, чайной церемонии, икебана, которые способствуют достижению медитативного состояния одновременной внутренней причастности и отстраненности – furyu.
Шло время, менялась философия, мировоззрение, и появлялись новые категории прекрасного, например такие как yugen – таинственное, скрытое. «Югэн – это аварэ, прошедшее сквозь жестокость самурайских битв, обострившееся чувство непрочности существующего и непредсказуемости грядущего. Если аварэ – светлое ян , то югэн – непроницаемое инь (хотя и эти категории недуальны: в аварэ присутствует недомолвка, а в югэн – восторг). Югэн – дух прекрасного, но не явного, как аварэ, пленительного своей непосредственностью, а скрытого, тайного, недоступного взору. Термин югэн в отличие от аварэ – китайского происхождения: мастер чань Линь цзи (яп. Риндзай) говорил: «Закон Будды и есть югэн » (Т.П.Григорьева «Движение красоты»)
Yugen – красота «сокровенно - прекрасного», вызывающая уже не тихую грусть, а скорее священный трепет перед непостижимостью мира, это красота, которая скрыта в глубине вещей, а не лежит на поверхности. Ее может вовсе не заметить человек, лишенный вкуса или душевного покоя. «Скрытое есть во всем – это прекрасное», – говорил Сэами. Это – пятнадцатый камень в саду Рёандзи, который невозможно увидеть ни с одной точки обзора, это – ветка сливы, расцветающая в темноте зимней ночи. «Там в горах, в глухом забытом ущелье, слива расцвела этой ночью». Ее красоту не увидит никто, но нежно-прекрасный аромат скажет нам об этом чуде. С yugen связана и нелюбовь японской эстетики к завершенности и симметрии, поскольку в них нет тайны. Завершенность – это остановка, а значит – смерть.
Чтобы помочь понять внутреннюю скрытую сущность вещей, можно использовать yojo – ассоциативный намек, который лишь подтолкнёт зрителя, читателя, собеседника, побудит его домыслить и дочувствовать то, что невозможно передать ни словом, ни кистью. Так, в классическом произведении японской литературы «Гендзи-моногатари» глава о смерти главного героя состоит только из одного названия – «Сокрытие в облаках» - слов в ней нет. Если слова бессильны выразить чувство, зачем они… Тот же принцип минимальности художественных средств выражает живопись тушью – sumi-e, когда художник только оттенками чёрного и серого передает все многоцветие окружающего мира, поэзия хокку и танка (3-5 строчек, 17-31 слог), chabana – композиция из цветов для чайной церемонии – один цветок, или даже бутон. Огромное значение в японском искусстве придается и ma - пустому пространству, которое оставляет свободу и вообразить и мысленно достроить недосказанное. В этом также – уважение художника к своему зрителю, собеседнику – он не хуже мастера понимает и чувствует красоту мира, ему не нужно разжевывать очевидное. «Один цветок лучше, чем сто, может выразить красоту цветов всего мира». Сравните с нашим европейским стремлением заполнить все пространство картины, «забить» в букет «миллион алых роз».
И наконец, vabi и sabi – чуть ли не самые загадочные категории красоты в Японии. Даже сами японцы затрудняются объяснить европейцам их истинный смысл. Часто их переводят, как «красота простоты», поясняя, что sabi чаще используется для описания вещей, объектов, но также и духовного состояния, а vabi – для описания жизни и отношения к ней (vabi-tsumai – «жизнь в стиле vabi). Считают, что горечь от несовершенства и жестокости мира, вместе с распространением буддизма привели к тому, что истинно прекрасной стала казаться жизнь вдали от мира, в тишине и покое одинокой хижины отшельника, живущего в гармонии с природой. «Как много на свете вещей, которые мне не нужны!» - сказал когда-то Конфуций. Vabi – эстетика простой, даже бедной жизни, сознательного отказа от всего искусственного, вычурного, то есть, в представлении японцев, вульгарного. Vabi – то вечное, что не зависит от моды и условных ценностей. Довольствуясь только необходимым, японцы умеют увидеть прекрасное во всем, что окружает человека в его будничной жизни, в каждом предмете повседневного быта. И каждая обыденная вещь в доме становится совершенной и прекрасной.
Sabi – это «патина», потертость, налет времени на предмете - потемневший цвет старого дерева, замшелый камень в саду, трещины и сколы на керамической чашке – все, что свидетельствует о течении времени, которое всегда берет свое. Такой предмет японец предпочтет тому, что сияет своей новизной. Но sabi также и «одиночество», свободное, независимое состояние души, растворенной в окружающем мире, но не связанное ничем и ни с чем (sabi-shiori).
Снег идёт, снег.
Бездонное, бескрайнее
Одиночество. (Басё)
Категории vabi и sabi со временем слились в одно понятие – shibui, переводимое как «изысканно-элегантный», «неподверженный времени в своей красоте», а также «терпкий на вкус». Shibui – это высокий вкус, совершенство и ощущение меры, когда «не убрать и не прибавить», вызывающее у человека ощущение полной гармонии и наполненности души красотой.
Как же много оттенков прекрасного в эстетике этого удивительного народа! А существует еще и более понятная нам tsuya – «блеск мира», яркая, броская, лежащая на поверхности красота, okashii – красота смешного, популярная в период Эдо – эпоху городской культуры, когда гротеск стал одним из способов психологической защиты человека, и просто utsukushii - «красивый» - красивая женщина, красивая ваза, картина…
Что же мы видим? В отличие от европейских поисков красоты, как некой объективной, отдельной от человека абстракции, которую можно рассчитать, понять логически, в Японии все категории прекрасного связаны с человеком, его чувствами и переживаниями, состоянием души. Красота по-японски – понятие субъективное, она зависит от нас и нашего отношения к миру, ни красоты, ни уродства нет в мире, если в нем нет человека. И наполнить наш мир красотой мы можем сами, нужно только найти ее в своем сердце.
Сразу вспоминается фраза Ёнои о том, что он хотел бы "вас всех пригласить под наши сакуры". И Хара с его текучестью...
читать дальше
NIHON-NO BI (Красота по-японски)
Наталья Голубева
Поверить алгеброй гармонию… Найти четкие критерии, раз и навсегда понять, что же такое «Красота». Со времен Гераклита, Пифагора и Аристотеля мы пытаемся логически понять эту тайну, рассчитать формулу красоты, но до сих пор бессильно опускаем руки. Почему-то созданное по математическим законом произведение искусства остается мертвым и холодным, а компьютерная музыка не затрагивает душу. А если поискать другой путь? Япония – признанный во всем мире законодатель в мире прекрасного. Кажется, что эстетикой пронизано в ней все, и сама жизнь. Так что же такое Nihon-no bi, Красота по-японски?
Прежде чем говорить о эстетических категориях столь отличного от нас народа, следует понять основное различие в наших мировоззрениях. В чем оно? В принципиально разном взгляде на строение, модель мира. Европейский взгляд на мир аналитичен, мир раскладывается на составные части, как детский конструктор. И красота с точки зрения европейца, воспитанного на эстетических традициях, доставшихся нам от Древней Греции – симметрия, соразмерность, пропорциональность, гармония составляющих целое частей. А вот восточный взгляд на мир не раскладывает его на составные кусочки – мир целостен и неделим, части, как таковой, не существует. Каждая малость есть целое, каждая песчинка - уменьшенная модель мира = микрокосм. «Даже в росинке может отразиться Вселенная». Все пронизывает единый Путь - Дао, мир в целом и каждая вещь в отдельности имеют одну и ту же структуру – инь-ян. «Один во всем и все в одном». Яркой иллюстрацией этого положения являются системы письменности. Слово в европейском языке складывается из букв, воспринимается аналитическим умом (левым полушарием мозга), в восточных языках каждый иероглиф – отдельное понятие, цельное и неделимое и воспринимается не логикой, а непосредственно, на уровне образа (правым полушарием).
Неудивительно, что в европейской эстетике красота противопоставляется уродству, как зло – добру, а истина – лжи, и все эти категории отделены друг от друга, могут существовать независимо. Прекрасным может быть и злое (Люцифер), а доброе – уродливым (противопоставление внешнего и внутреннего). Для японцев красота всеобща - каждая вещь, сколь бы ни была она мала и незаметна, содержит красоту (bi ). Даже неуклюжее, угловатое, безобразное с точки зрения европейца обладает своей гармоничной красотой (chisetsu-bi), так как принадлежит этому миру, а значит, включено в его гармонию. Красота нравственна, красота и есть добро, красота неотъемлема от истины. Как сказал Рабиндранат Тагор, «Япония дала жизнь совершенной по форме культуре и развила в людях такое свойство зрения, при котором правду видят в красоте, а красоту – в правде».
Поэтому поиск красоты в японском искусстве – поиск Истины (makoto), Правды Мира. А значит, эта категория может меняться в зависимости от взгляда человека на мир, философских представлений, и просто от исторического контекста.
Так, одной из самых ранних категорий прекрасного в японском искусстве, стало понятие mono-no avare («очарование вещей»). Слово avare - это сочетание двух возгласов, aa и hare, выражающих восторг, взволнованность. Mono - вещь в самом широком смысле, все явления этого мира. Mono-no avare – ощущение гармонии мира, переживание своего единства с ним, чувство удивления и восторга перед миром, взволнованности, завороженности его красотой, но с оттенком светлой грусти от сознания недолговечности этой красоты, мгновенности, неповторимости и невозвратимости каждого мгновения (буддийская категория mujokan - чувство непрочности мира). "Когда сгущаются сумерки, и ветер наводит грусть, а пение цикад в саду, плач оленя, шум водопада так явственно слышны - как это чарует (avare). Вид предрассветного неба, когда луна вот-вот скроется за гребнями гор, рождает чувство очарования вещей (mono-no avare)" ("Гэндзи-моногатари"). Сам факт мимолетности красоты только усиливает ее очарование. Появиляется даже понятие mujo-no avare - «печальное очарование мимолётности». Прекрасно сказал об этом в «Записках от скуки» Кэнко-но хоси: «Если бы жизнь могла продолжаться без конца, не улетучиваясь, подобно росе на равнине Адаси, и не уносясь, как дым на горе Торибэ, ни в чём не было бы очарования. В мире замечательно именно непостоянство».
Японские исследователи перечисляют четыре разновидности avare: красота душевного движения, красота гармонии, красота печали и красота изящества.
Характерно, что в отличие от европейского подхода, мы видим здесь стремление не столько осмыслить, сколько пережить, прочувствовать каждое явление, ощутить свое единство с миром. Постепенно avare становится основным принципом художественного мышления, главным эстетическим требованием, предъявляемым к произведению искусства. Если произведение не содержит mono-no avare, оно не истинно.
Интересно, что, в соответствии с представлением о тождественности Красоты, Истины и Добра, возникает связь эстетических и этических категорий - если человек способен ощущать mono-no avare, обладает тонкой и чувствительной душой, он хороший человек (согармоничен миру). Если он настолько груб и бесчувственен, что не способен ощущать красоту мира, то он не способен и сострадать и откликаться на чувства других людей, а следовательно, и человек недостойный. «Профессор Ясиро Юкио, известный миру исследователь Боттичелли, знаток искусства прошлого и настоящего, Востока и Запада, – пишет Кавабата Ясунари, японский писатель, лауреат Нобелевской премии – сказал однажды, что особенность японского искусства можно передать одной поэтической фразой: „Когда смотришь на снег, луну или цветы, не можешь не думать о друге” . Когда любуешься красотой снега, когда любуешься красотой луны – словом, когда бываешь потрясен красотой четырех времен года, испытываешь благодать от встречи с красотой, тогда особенно тоскуешь о друге: хочется разделить с ним радость. Переживание красоты пробуждает острое чувство сострадания и любви к людям, и тогда слово „друг” звучит как слово „человек”».
По своему внутреннему содержанию с mono-no avare перекликается понятие furyu. Оно состоит из двух иероглифов – «ветер» и «поток» и выражает красоту бесконечно меняющегося мира, но без ноты щемящей грусти, характерной для mono-no avare. Furyu значит – ощущать каждый миг, как единственный, следовать течению жизни, подобно ветру и воде, каждое мгновение соприкасающимися с тысячами природных форм и вещей, но не останавливающимися ни на одной. «Можно ли остановить падающую звезду? Можно ли удержать снежинку в теплой руке?». Сейчас в Японии это понятие обозначает также путь изящного досуга, занятие прекрасным – искусством каллиграфии, чайной церемонии, икебана, которые способствуют достижению медитативного состояния одновременной внутренней причастности и отстраненности – furyu.
Шло время, менялась философия, мировоззрение, и появлялись новые категории прекрасного, например такие как yugen – таинственное, скрытое. «Югэн – это аварэ, прошедшее сквозь жестокость самурайских битв, обострившееся чувство непрочности существующего и непредсказуемости грядущего. Если аварэ – светлое ян , то югэн – непроницаемое инь (хотя и эти категории недуальны: в аварэ присутствует недомолвка, а в югэн – восторг). Югэн – дух прекрасного, но не явного, как аварэ, пленительного своей непосредственностью, а скрытого, тайного, недоступного взору. Термин югэн в отличие от аварэ – китайского происхождения: мастер чань Линь цзи (яп. Риндзай) говорил: «Закон Будды и есть югэн » (Т.П.Григорьева «Движение красоты»)
Yugen – красота «сокровенно - прекрасного», вызывающая уже не тихую грусть, а скорее священный трепет перед непостижимостью мира, это красота, которая скрыта в глубине вещей, а не лежит на поверхности. Ее может вовсе не заметить человек, лишенный вкуса или душевного покоя. «Скрытое есть во всем – это прекрасное», – говорил Сэами. Это – пятнадцатый камень в саду Рёандзи, который невозможно увидеть ни с одной точки обзора, это – ветка сливы, расцветающая в темноте зимней ночи. «Там в горах, в глухом забытом ущелье, слива расцвела этой ночью». Ее красоту не увидит никто, но нежно-прекрасный аромат скажет нам об этом чуде. С yugen связана и нелюбовь японской эстетики к завершенности и симметрии, поскольку в них нет тайны. Завершенность – это остановка, а значит – смерть.
Чтобы помочь понять внутреннюю скрытую сущность вещей, можно использовать yojo – ассоциативный намек, который лишь подтолкнёт зрителя, читателя, собеседника, побудит его домыслить и дочувствовать то, что невозможно передать ни словом, ни кистью. Так, в классическом произведении японской литературы «Гендзи-моногатари» глава о смерти главного героя состоит только из одного названия – «Сокрытие в облаках» - слов в ней нет. Если слова бессильны выразить чувство, зачем они… Тот же принцип минимальности художественных средств выражает живопись тушью – sumi-e, когда художник только оттенками чёрного и серого передает все многоцветие окружающего мира, поэзия хокку и танка (3-5 строчек, 17-31 слог), chabana – композиция из цветов для чайной церемонии – один цветок, или даже бутон. Огромное значение в японском искусстве придается и ma - пустому пространству, которое оставляет свободу и вообразить и мысленно достроить недосказанное. В этом также – уважение художника к своему зрителю, собеседнику – он не хуже мастера понимает и чувствует красоту мира, ему не нужно разжевывать очевидное. «Один цветок лучше, чем сто, может выразить красоту цветов всего мира». Сравните с нашим европейским стремлением заполнить все пространство картины, «забить» в букет «миллион алых роз».
И наконец, vabi и sabi – чуть ли не самые загадочные категории красоты в Японии. Даже сами японцы затрудняются объяснить европейцам их истинный смысл. Часто их переводят, как «красота простоты», поясняя, что sabi чаще используется для описания вещей, объектов, но также и духовного состояния, а vabi – для описания жизни и отношения к ней (vabi-tsumai – «жизнь в стиле vabi). Считают, что горечь от несовершенства и жестокости мира, вместе с распространением буддизма привели к тому, что истинно прекрасной стала казаться жизнь вдали от мира, в тишине и покое одинокой хижины отшельника, живущего в гармонии с природой. «Как много на свете вещей, которые мне не нужны!» - сказал когда-то Конфуций. Vabi – эстетика простой, даже бедной жизни, сознательного отказа от всего искусственного, вычурного, то есть, в представлении японцев, вульгарного. Vabi – то вечное, что не зависит от моды и условных ценностей. Довольствуясь только необходимым, японцы умеют увидеть прекрасное во всем, что окружает человека в его будничной жизни, в каждом предмете повседневного быта. И каждая обыденная вещь в доме становится совершенной и прекрасной.
Sabi – это «патина», потертость, налет времени на предмете - потемневший цвет старого дерева, замшелый камень в саду, трещины и сколы на керамической чашке – все, что свидетельствует о течении времени, которое всегда берет свое. Такой предмет японец предпочтет тому, что сияет своей новизной. Но sabi также и «одиночество», свободное, независимое состояние души, растворенной в окружающем мире, но не связанное ничем и ни с чем (sabi-shiori).
Снег идёт, снег.
Бездонное, бескрайнее
Одиночество. (Басё)
Категории vabi и sabi со временем слились в одно понятие – shibui, переводимое как «изысканно-элегантный», «неподверженный времени в своей красоте», а также «терпкий на вкус». Shibui – это высокий вкус, совершенство и ощущение меры, когда «не убрать и не прибавить», вызывающее у человека ощущение полной гармонии и наполненности души красотой.
Как же много оттенков прекрасного в эстетике этого удивительного народа! А существует еще и более понятная нам tsuya – «блеск мира», яркая, броская, лежащая на поверхности красота, okashii – красота смешного, популярная в период Эдо – эпоху городской культуры, когда гротеск стал одним из способов психологической защиты человека, и просто utsukushii - «красивый» - красивая женщина, красивая ваза, картина…
Что же мы видим? В отличие от европейских поисков красоты, как некой объективной, отдельной от человека абстракции, которую можно рассчитать, понять логически, в Японии все категории прекрасного связаны с человеком, его чувствами и переживаниями, состоянием души. Красота по-японски – понятие субъективное, она зависит от нас и нашего отношения к миру, ни красоты, ни уродства нет в мире, если в нем нет человека. И наполнить наш мир красотой мы можем сами, нужно только найти ее в своем сердце.
@темы: Подробности
-
-
11.04.2012 в 09:16