[MCML]

Нечестно выкладывать недописанное, но я потеряла интерес к этому тексту; пусть будет хотя бы такой.

Без названия
Селльерс/Йонои, R (без подробностей)

Конвоиры все на одно лицо — у тех, кто воюет с ним, одно лицо на всех; недели в тюрьме Джек тратит на то, что учится их различать. Тупые лица, злобные лица, злорадные лица. Они притворяются, что не понимают его, и он повторяет одно и то же снова и снова. Мне нечего терять, думает он, и усталая дерзость просыпается в нем. Тупые лица, злобные лица, злорадные лица, тяжелые ружья, тяжелые кулаки, тяжелые сапоги. Он поднимает голову и смеется. Мне нечего терять, думает он.

Конвоиры похожи, как близнецы. Подталкивая прикладами в бока, они ведут его на трибунал. Он не ждет от пародии на суд ничего хорошего. Судьи кто? Судьи все на одно лицо. Тупые лица, злобные лица...
У маленького капитана скучающее лицо. Джек не выдерживает и усмехается, и чувствует, как болят бока. Председатель суда похож на свинью. Джек выпрямляет спину; цепляет то выражение, с которым сдавал экзамены в Оксфорде.
Этот экзамен тоже сдаст...
Мне нечего терять, думает он.
*
Взгляд маленького капитана густой и теплый, как шоколад, и против воли Джек наслаждается им. Все остальные в комнате — Джек это чувствует — ненавидят его; но маленький капитан смотрит во все глаза, и это тепло спасает. Первая бабочка вылупляется в животе. Маленький капитан встает и подходит ближе. Он детски важен и немного смешон; Джек раздевается, не сводя с него глаз, и видит, как желтая кожа темнеет.
Джек не знает, что думать, "ого" или "ха".
Все остальные выходят из зала, и остается только одно лицо — тупое, злобное и злорадное; Джек не вслушивается в слова, Джек слушает сапоги. Если сразу расстрел, думает он, сколько сюда придут? Двое? Четверо? Отбиваться? Сдаться? Пара сапог в комнате, пара сапог — к ней; и Джек обмякает прежде, чем успевает это понять. Не сейчас, думает он.
И еще думает: маленький капитан.
А потом вспоминает: Йонои.
*
Дни идут дальше, но ничего не происходит. Джек рад бы держаться твердо, но, ожидая неизвестно чего, почти перестает спать. Его не кормят бог знает сколько. Воспоминания о настойчивом взгляде какое-то время греют его, но холод стен побеждает все. Просыпаясь от короткого сна, Джек чувствует, что горит. Он слюнявит пальцы и увлажняет веки. Он слышит хрипы в груди, и ему кажется, что он высыхает весь.
Когда приходят — не злобные, но тупые, — Джек не уверен даже, что это не бред. Ботинки приковывают его к земле. Он чувствует, что, вставая с койки, мог бы взлететь. Когда он поднимает ногу, его шатает.
Шагай! Шагай! — тупые подгоняют его тычками в спину, и по дороге присоединяются еще двое.
Словно в тумане, Джек вспоминает детское лицо. Я сам за себя, думает Джек, я потерял все.
*
Уроды первый раз пинают его в лицо. Стоя в цепях, он трогает языком шатающийся зуб и чувствует, что всех ненавидит. Мучители закрываются от него ружьями, вывихнутая нога дрожит, и он даже не может стиснуть зубы.
Спокойнее, старина, — думает он, а ярость в нем так и кипит, — осталось совсем чуть-чуть.
И еще думает: если кто-нибудь подойдет ко мне, я плюну.
Во рту пересыхает от ярости, только зуб кровит.

Машину трясет так сильно, бензином пахнет так сильно, так сильно кружится голова, что Джек дважды перегибается через борт и давится собственным желудком. Во рту привкус крови и желчи, он не может вытереть глаза, потому что конвоиры держат его за руки; машина подпрыгивает в очередной раз, и борт бьет Джека в грудь.
Приехали! — слова сливаются в один неясный гул. Лоуренс уж точно мерещится, думает Джек. Когда он смеется, земля набивается в рот. Я умер? — пробует Джек. Это смешно.
*
Когда он может соображать, он больше всего боится, что его разденут. Рядом с врачом стоит маленький капитан — Джек снова не помнит, как его зовут, и слишком слаб, чтобы сопротивляться, не может даже шептать: нельзя, нельзя. Ему мерещится, что маленькая рука сжимает его руку. Он не может освободиться и не хочет освобождаться, сознание тает, как сахар в чае, но даже в беспамятстве глаза и руки маленького капитана не отпускают его.
Одежда промокла и липнет к телу, Джек приходит в себя, уверенный, что в конце тоннеля видел свет; когда он открывает глаза, свет ослепляет его. Мягкий шепот над головой: ш-ш, это я, Лоуренс.
Свет ускользает, Джек силится усмехнуться: глаза маленького капитана не отпускают его.
Йонои.
— Как ты думаешь, — говорить тяжело, — зачем он меня спас?
Лоуренс спрашивает: кто?
Новый сон или новый обморок наваливаются неумолимо.
*
Он просыпается, чувствуя себя почти новорожденным, — тело тянется и звенит, даже на этой койке нет ничего слаще, чем потягиваться и вздыхать; не открывая глаз, Джек закидывает руки за голову и тянется еще раз, так сильно, что позвоночник хрустит. Улыбка блуждает по всему телу — можно проснуться в лагере, а чувствовать себя, словно проснулся в раю. Когда он наконец открывает глаза, Лоуренс сидит на соседней койке.
— М-м, — усмехаясь, говорит Джек.
Лоуренс подмигивает:
— Пошли умываться.
— Не умываться, — поправляет Джек. — Мыться.
И он постанывает, пока вода смывает пот и пыль.
Руки дрожат, когда он начинает стирать штаны. Он еще может их прополоскать, но чтобы отжать, не хватает сил. Лоуренс перехватывает штанины, капли сыплются в пыль; Джек переводит дыхание.
Лоуренс, посмеиваясь, спрашивает:
— Так ты говорил, что Йонои тебя спас?
Несмотря на слабость, Джек усмехается, как акула:
— Я так сказал?
Он должен, конечно, смутиться, что ничего не помнит.
Штаны хлопают, как паруса, и, кажется, обугливаются на яванском солнце.
— Не так, - внезапно соглашается Лоуренс. - Ты спрашивал, зачем он тебя спас... — Взгляд Лоуренса очень серьезен. — И я могу только предполагать. Ты знаешь, что он приходил в лазарет ночью?
Джек закрывает ладонью раскрывшиеся глаза — яванское солнце слепит их:
— Йонои... приходил в лазарет?
— И долго смотрел на тебя, - дразнит Лоуренс.
— Так наш капитан что, из этих? — спрашивает Джек. Он не уверен, должен ли усмехнуться.
— Из этих? — Лоуренс поигрывает бровями. — Знаешь, — он говорит спокойно, — здесь это почти в порядке вещей.
— Почти? — Джек все-таки усмехается.
Лоуренс серьезен: все в порядке, если никто не знает.
Джек спрашивает: зачем ты мне это говоришь?
Лоуренс наклоняет голову и усмехается в ответ и вместо ответа.
*
Джек с трудом притворяется спящим — безумное сердце торопится, как пулемет. Он чувствует, как маленькая рука гладит воздух над его лицом, и борется с желанием открыть глаза, облизать губы. Голос сверху: я же сказал... мне нужен этот человек. Потом — удаляющиеся шаги.
— О боже, — говорит Джек, не открывая глаз, — у него какие-то комплексы.
Лоуренс фыркает: брось, он приходит даже не каждую ночь.
— Ах-ах, — отвечает Джек, — меня это должно утешить?
Он растирает лицо руками, но не может избавиться от жара над верхней губой.
Так странно чувствовать, что кому-то нужен.
— Знаешь, — говорит Джек, — мы в детстве даже не слышали о Японии.
Он ждет ответа и обнаруживает, что Лоуренс уже уснул.

Утро врывается в сон криками из ночного кошмара. Джек смаргивает пот, заливающий глаза, складывает руки на груди. Скрипя ботинками, к его койке подходит Лоуренс.
— Ты в порядке?
Нет, думает Джек, совсем нет.
— Что за ужасный шум? — спрашивает он. — Почему они так орут?
Лоуренс пожимает плечами: пытаются стать лучше.
— Каким, интересно, образом? — спрашивает Джек. — Нет, не надо, не говори. Это ведь голос капитана Йонои?
Лоуренс старается не улыбаться: знаешь, он так кричит с тех пор, как тебя привезли.
— Я польщен, — отвечает Джек, — и жалею, что я не глухой. Если его что-то беспокоит, он ведь... мог бы и подойти?
— Он подходил, — веселье Лоуренса почти непристойно, — но ты в это время, кажется, спал.
— Спал, конечно, — Джек ничуть не смущен, — ночью бодрствуют только сторожа и воры. Он мог бы и днем прийти, я бы включил его в расписание встреч.
Один из больных добавляет свой голос к крикам; Лоуренс, стерев усмешку с лица, подходит к нему.
— Что случилось? — спрашивает он; и больной отвечает, дрожа: кошмар... кошмар!
— Пойду-ка я пошепчусь с Йонои, — говорит Лоуренс хмуро и, наклоняясь к Джеку, спрашивает: нужно сказать ему, чтобы пришел?
— Да иди ты... к Йонои и поживей, — командует Джек, он знает, чувствует, что покраснел, и чтобы скрыть это, наклоняется за башмаками. — Я собираюсь выяснить, как отсюда сбежать.
И он почти выходит из лазарета, когда Лоуренс догоняет его.
— Эй, — говорит Лоуренс, — будь осторожен.
Джек вытирает пот с верхней губы: не переживай.

Когда Лоуренс возвращается в лазарет, Джек уже снова сидит на кровати и крутит фляжку в руках. Смотри, какую я штучку нашел, хвастливо говорит он; но Лоуренс отвечает: ради Бога, Джек, не сейчас.
Джек облизывает губу и спрашивает: что придумал наш капитан?
И Лоуренс пытается усмехнуться, но не может.
*
Я еще никогда не чувствовал себя таким бесполезным, думает Джек.
— Смешно, — говорит Лоуренс, дергая щекой, — он, кажется, делает это ради тебя.
— О, — говорит Джек, — а я дарил девушкам цветы.
— Девушкам? — Лоуренс не выдерживает и усмехается. — Ты, конечно же, не придешь?
Это не вопрос, но Джек кивает. Я уверен, врач бы мне запретил, — спокойно говорит он.
На мгновение лицо Лоуренса становится очень странным. Знаешь, — кажется, он пытается подбирать слова, — ты не сможешь прятаться от него до конца войны.
Джек ослепительно улыбается: я уверен, что не доживу. И после паузы добавляет: я не прячусь.
*
Джек так и лежит на койке, закинув руки за голову, и слушает стоны больных. Его мысли снова и снова возвращаются к тому, что наговорил Лоуренс. Джек вспоминает, как маленький капитан краснел в суде, и ему становится смешно и жарко. Капля пота сползает по виску в ухо и шуршит там, Джек вытирает лоб локтем, трет локоть о покрывало.
Душный день переходит в душный вечер, когда Лоуренс возвращается в лазарет.
— Один из наших умер, — негромко говорит он, и больные перестают стонать. — Капитан Йонои, — Лоуренс запинается, — объявил голодный траур два дня.
И в нарастающем ропоте наклоняется к уху Джека: он спрашивал про тебя.
Джек не меняет позу, даже не поворачивает голову, просто закрывает глаза, и Лоуренс, вздохнув, отходит.
*
Больные едят не так уж много, но выздоравливающие умирают от голода. Джек смотрит, как его сосед выдирает форзац из Библии, и трет ладонью живот. Лоуренс где-то ходит, пытаясь все организовать; Джек решает не дожидаться его. Выходя из лазарета, он взмахивает рукой: скажете полковнику Лоуренсу, что я скоро вернусь!
На территории столько кустов, что можно прятаться вечно.

Он чуть не опаздывает к перекличке. Одно из тех странноглазых, злобных лиц заглядывает в корзину и спрашивает, искажая слова: что это у тебя?
Усталая дерзость поднимается в нем; Джек достает цветок и говорит: еда.
Злобное лицо, тупое лицо, странные, смешные глаза. Так нечестно, — объявляет уродец, — это нечестно, я пойду доложу...
Лоуренс пытается удержать уродца за локоть, но Джек ускоряет пинком: давай, вали!
Лоуренс поднимает бровь: что ты делаешь, Джек? — и Джек отвечает с вызовом: я не прячусь!
— О, — говорит Лоуренс. Внезапное понимание соединяет их.
Потом все идет кувырком.
*
Джек слышит рев мотора и не сопротивляется больше облепившим его маленьким уродцам. Его вытаскивают на улицу; и он видит, что Йонои не тратит время на открывание дверцы, просто выпрыгивает через верх.
Маленький капитан замирает, увидев Джека, и Джек рад, что двое уродцев держат его, — от этого взгляда дрожат колени. Вдохнув поглубже, Джек выставляет перед собой цветок — как оправдание; как вызов. Йонои сужает глаза, но не отводит взгляда от лица Джека. Что происходит? — спрашивает он.
Лоуренс выступает вперед: репетируем к Рождеству, капитан.
Йонои не отводит взгляда от Джека, Джек усмехается краем губ, и краска бросается капитану в лицо.
— Это ведь вы все затеяли, — выговаривает Йонои, — верно ведь?
Сердце Джека колотится так, что больно дышать.
— Вы себя демоном воображаете, что ли?
Все вокруг становится удивительно четким. Джек чувствует, что губы дрожат, и старается внятно проговаривать слова.
Он говорит: да, и я буду являться тебе.
Йонои вздрагивает.
Цветок неожиданно горький, у Джека сводит скулы; он выбрасывает стебель и усмехается еще раз.
— В карцер, — голос Йонои невыразителен.
Джека проводят так близко к нему, что он почти чувствует вкус потемневшей кожи. Джек выпрямляется и с усмешкой оглядывается, но капитан не поворачивает головы.
Один из уродцев поддает Джеку кулаком в бок: шагай быстрее, ты!
И Джек шагает.
*
Маленький капитан приходит только на вторую ночь; Джек успевает пережить и тяжелое солнце за окном, и томительную скуку часов, не занятых ничем; он успевает выспаться на холодном песке — его сон не тревожат чужие стоны, но тело немеет, в спине хрустит, и голова кажется неподъемной. Когда Джек со стоном садится и трет лицо, песчинки, налипшие на ладони, впиваются в кожу, струйка песка течет по спине. Он вспоминает, что его не кормили весь день; и потом внезапно осознает, что именно его разбудило.
Скрип песка. Скрип песка под сапогами.
Джек пытается усмехнуться — но губы вздрагивают, пытается выпрямить спину — промокшие за день штаны скользят по песку, песок натирает зад; и когда входит капитан, Джек встречает его ледяным, молчаливым бешенством.
Капитан, очевидно, и сам не знает, зачем пришел; в поисках покоя он теребит свой меч; и хотя на японском лице круги под глазами не так видны, Джеку внезапно кажется, что капитан не спал всю ночь. Поколебавшись, Йонои подходит ближе; от него не пахнет потом, ему не мешает неопрятная борода — Джек опять трет лицо, и снова вздрагивает, когда песок царапает кожу.
Скрип. Медленный скрип сапогов и песка — поколебавшись, Йонои подходит ближе.
Он явно хочет что-то сказать, но не говорит ничего; Джек тоже молчит, и скрип повисает в тишине между ними. Йонои медленно опускается на песок, кладет на колени меч и только тогда — спрашивает:
— Вы правда демон, майор Селльерс?
Джек знает, что не сможет шутить.
— Голодный демон, — нехотя сообщает он.
Луна за окном растет, и света хватает для мелочей: Джек видит, как маленький капитан выпячивает губы. Потом (века проходят до «потом») Йонои чуть заметно кивает и достает из-за пазухи сверток, и этот сверток кладет на песок, и толкает к Джеку мечом. Песок шуршит, сверток шуршит — Джек отрывает глаза от него и с усмешкой смотрит прямо в глаза капитану.
— Капитан Йонои, — говорит он. — Вы что-то хотите мне сказать?
Капитан мрачнеет и замыкается; Джек почти ждет, что Йонои сейчас уйдет; но Йонои говорит только:
— Ешьте.
Джек усмехается снова.
— Ешьте! — взрывается капитан. — Или я ко всему должен вас еще и кормить?
Джек чувствует, как урчит в животе, но просто не может проявить слабость. Он всерьез собирается сказать «Кормите», но Йонои перебивает его:
— Мне ведь проще забрать, понимаете? — он взмахивает рукой. — Забрать все. А вы больны.
Я болен, вспоминает Джек, и это стыдная, но удобная отговорка; скулы сводит от одного шуршания свертка, от одного только вида еды; Джек трет ладонью живот, подтягивает колени к груди; уже начиная есть, поднимает глаза на Йонои и замирает. Маленький капитан смотрит на Джека, приоткрыв рот; желтая кожа темнеет.
Не отводя от Йонои глаз, Джек жует — и не чувствует вкуса.
Он вспоминает утро перед расстрелом и вынуждает себя улыбнуться. Можно быть расчетливо искренним – и Джек говорит:
- Я рад, что вы спасли меня, капитан.
Йонои молчит; Джек продолжает:
- Я спрашивал у Лоуренса, зачем вы меня спасли…
Йонои, мрачнея, перебивает его:
- Вы с Лоуренсом… близкие друзья?
Джек отвечает:
- Нет. Мы вместе служили в Ливии. Лоуренс – неплохой солдат, неплохой командир, но образование его портит.
- Так что сказал Лоуренс? – спрашивает Йонои, но видно, что разговор ему совершенно не нравится.
- Он сказал, что не знает. – Джек вдыхает поглубже. – Зачем вы спасли меня, капитан?
Йонои не может ответить – не собирается отвечать. Джек стряхивает крошки в ладонь и съедает их, позабытый песок скрипит на зубах.
- Черт, - говорит Джек, - я бы все отдал, чтобы сейчас помыться.
Йонои быстро оглядывает его – Джек не уверен даже, что не придумал себе этот взгляд – и вздыхает.
*
Поднимая руку, Джек чувствует собственный запах – душный запах пота и тяжелого тела, - Джек почти ненавидит Йонои за то, что Йонои может его ощущать; но маленький капитан только подается вперед, и меч касается песка между ними.
Я должен что-то сказать, думает Джек – и молчит. Меч оставляет в песке следы, когда Йонои наклоняется к Джеку – совсем близко, так близко, что Джек может видеть свое отражение в узких черных глазах, может чувствовать теплые выдохи на своем лице. Джек пытается улыбнуться, но только оскаливает зубы, и тогда Йонои целует его – неловко, сухо и жестко, просто сомкнутыми губами касается рта, и Джек вздрагивает, будто Йонои ударил его.
*
Джек дергается, разрывая поцелуй, и Йонои отодвигается совсем немного, открывает закрывшиеся глаза, облизывает сухие губы.
- Разве я неправ, майор Селльерс? – спрашивает он; и Джек с трудом сглатывает.
- Вы правы, - отвечает он шепотом. – Вы правы, капитан…
Капитан Йонои.
*
Они снова неловко целуются, капитан снова закрывает глаза, Джек до боли смотрит на это чужое ему лицо, желтый нос, стрелы ресниц из щелей глаз; у Джека кружится голова, он неуклюже кладет ладони на плечи Йонои, и меч ударяет его по колену.
Джек отстраняется только затем, чтобы перехватить меч; Йонои неловко сопротивляется, его щеки пылают; внезапно придя в себя, капитан поджимает губы и дергает меч на себя:
- Вы сказали, я прав, майор! – шипит он.
Джек отвечает: я предпочел бы, чтобы вы зацеловали меня до синяков, а не избили до смерти, - и сам не может поверить, что это сказал; Йонои глядит на Джека со страстью и недоверием и держит, держит свой меч – а потом отбрасывает его.
*
Они снова целуются, Джек опускается на песок, и Йонои ложится сверху – он горячий и легкий, как птица, как будто у него полые кости; ткань его мундира шуршит, пока Джек лапает его. Они вжимаются друг в друга и трутся друг о друга; задница капитана кажется такой маленькой в ладонях Джека, а ткани вокруг так много; Джек комкает и мнет ее, его руки дрожат – а поцелуи все длятся и длятся.
Сухие губы Йонои увлажняются, распускаются, как цветы, и Джек кусает их, как цветок; все вокруг плывет, как в тумане.
Руки Йонои ложатся на бедра Джека, Йонои словно пытается вдавить Джека поглубже в песок; жар между ними обоими становится невыносимым.
Как жарко, думает Джек; рот Йонои горячий и мокрый, ткань мундира под ладонями Джека нагревается и влажнеет, горячо и мокро везде, где Йонои прижимается к нему, везде, где Йонои его трогает; песок под ними и то раскаляется и жжет; все вокруг плывет, как в тумане.
Джек не очень-то знает, что делать дальше; спальни колледжа не научили его ничему, он может только подтягивать легкое тело Йонои вверх, а потом, зажмуриваясь и задыхаясь, толкать вниз, он может только вскидывать бедра и целовать Йонои беспомощно и свирепо, до звона в ушах, может только сжимать Йонои везде – его руки наверняка оставят на желтой коже лиловые синяки, но Джек не может думать об этом.
Йонои так же свирепо целует в ответ, то дергает Джека за волосы, то пытается оцарапать его грудь, и – какой он горячий… Джек даже не замечает, что рычит, просто чувствует, как плотно они переплелись; я никогда ни с кем, краем сознания думает Джек; он весь горит, и невыносимый жар собирается внизу живота. Все вокруг плывет, как в тумане…
Джек вскрикивает – ах-х-х, ах-х-х, - бормочет что-то, сам не понимая, что говорит, он все ближе и ближе, о боже как близко, он упирается пятками и затылком в песок и толкается вверх так сильно, что отрывается от земли, Йонои – а-а-а – повисает на нем, Джек зажмуривается и закусывает губу, и судорога острейшего удовольствия сводит все его тело.
*
Невообразимо, невозможно. Йонои обмяк на нем и кажется ужасно тяжелым теперь; Джек обхватывает ладонью взмокший стриженный затылок и мелко, благодарно целует зажмуренные глаза и губы Йонои – раз, другой, третий, – пока не вспоминает, что это враг.
Эта мысль кажется чужой и нелепой; Йонои не открывает глаз, его лицо так смягчается, что Джек не может удержаться и целует Йонои еще раз – долго-долго. Ему горько, но он сам не может понять, от чего.
*
- Теперь мне точно надо помыться, - бормочет Джек; песок остывает так же внезапно, как нагревался; Йонои поднимает голову, открывает томные, дымные глаза; еще видно, как он ошеломлен, но лицо постепенно твердеет.
- Это ведь не по правилам, - говорит он; и вот он уже пытается соскользнуть с Джека, пытается встать; какой-то миг Джек удерживает его, но чувствует собственный запах и отпускает.
- Вы что, оставите меня так, капитан?
Йонои морщится от прикосновения мокрой ткани, на Джека даже не смотрит, но поднимает свой меч.
Джек усмехается сам себе, и в этот момент Йонои взглядывает на него; Джек слышит, как у капитана перехватывает дыхание.
- Не по правилам, - хрипло отвечает Йонои и выходит.
Джек садится в песке рывком, внезапно кружится голова, но важно успеть – Джек кричит в стриженный затылок, в прямую спину:
- А это – было по правилам?
Йонои расправляет плечи и ускоряет шаг.
*
- Черт.
Джек старается не шевелиться; сначала мокро, потом – мокро и холодно; потом, высыхая, ткань твердеет; Джек рад тому, что не приходится ходить, - он представляет, что стер бы все; но быть таким грязным – неприятно.
Ночь в песке сменяется утром в песке; песок забивается в уши, сыплется из волос; когда Джек поднимается, чтобы отлить, он долго, беспомощно отряхивает ладони, но песок остается на пальцах и царапает его; сейчас, думает Джек, я бы этого придурка убил.
Он старается не вспоминать о том, что было ночью; но задевает зубами отметины на губах – и вздрагивает.
В середине дня открывается дверь, один из инопланетных солдат таращится на него и рявкает:
- Ты! Идти!
Джек усмехается. Это ленивая усмешка; после секса так сложно бояться, даже если ты грязный, как свинья, - думает он; но встает; двое подхватывают его под локти и тащат неизвестно куда.
Он брыкается пару раз для проформы, но его тащат как раз туда, куда он больше всего на свете мечтает попасть.
*
Вода теплая, ржавая, воды мало, но это такое счастье – смывать песок, смывать пот, смывать страсть; Джек следит за тем, как струи текут по животу вниз, и фыркает, думая про Йонои.
- Педераст, - пробуя, произносит он.
Здесь это почти в порядке вещей, - вспоминает Джек. Так сказал Лоуренс…
И как же много значения это имеет.
*
Йонои приходит вечером – когда садится солнце, когда темнота окутывает весь лагерь и поднимается маленькая луна. Глядя в зарешеченное окно, Джек считает дни до Рождества.
Когда открывается дверь, он спрашивает, не поворачивая головы:
- Капитан Йонои, а майор Лоуренс репетирует к Рождеству?
И поражается тому, какое тяжелое молчание повисает после вопроса.
- Почему вы все время говорите о Лоуренсе? – спрашивает Йонои. – Почему все время о нем?
Изумленный, Джек оборачивается; в руках Йонои не меч – ковер; и этот ковер притягивает взгляд Джека.
- Ваш… друг, - неохотно добавляет Йонои, - сидит в карцере за то, что принес радио в лагерь.
Джек открывает рот, и Йонои перебивает:
- Вы знаете, майор Селльерс, вы знаете. Это он принес.
Джек говорит совсем не то, что собирался сказать:
- Его вы тоже так навещаете, капитан Йонои?
В ответ Йонои молчит.
Джек двигается в песке:
- Садитесь, капитан, - предлагает он. - Будьте моим гостем.
И ухмыляется, когда Йонои садится прямо в песок и кладет ковер с собой рядом.
- Что это вы принесли? – спрашивает Джек.
Йонои смотрит Джеку в лицо:
- Я слышал, что демон может заставить ковер взлететь.
Джек поднимает бровь; потом спрашивает очень мягко:
- Только ковер? – и с радостью слышит, как Йонои задерживает дыхание.