Заметки о романе "Семя и сеятель" и фильме "Merry Christmas Mr Lawrence"

[MCML]

Этой осенью случайность привела меня на страницы сообщества "Merry Christmas Mr Lawrence". Я признателен переводчику романа за знакомство с таким удивительным миром писателя и участникам сообщества за возможность увидеть весь спектр мнений о фильме и сюжете книги, понять многие непростые аспекты одного и другого. Вероятно, мои вопросы были такого рода, что ответ оказался именно таким. Возможно, эти заметки тоже окажутся ответом на тысячу вопросов, которые вырастают при чтении романа. Вполне вероятно, что другие вопросы вызовут другие ответы. Смысл - это то, чем отличаются люди, но только смысл и объединяет их.




Не о том.

...Немного о том, чем этот роман не является. Он - не про гомосексуальность, не про торжество христианской церкви над отсталым синтоистским язычеством, не про духовное превосходство белого человека. Он даже не про войну на Тихом океане. Он ни о чем таком, что можно было бы использовать как удобные ответы на неудобные вопросы.

 

Взгляд.

 

Прохождение мимо - основная часть маршрута, заявленного среди прочих как человеческое сознание. Требуется буря, чтобы снежные заносы нарушили ход по узкоколейке заданности. Тогда возможно увидеть множество других линий, которыми совершает переход жизнь вокруг этого потерпевшего крушение механизма существования. Корзина с ландышами оказывается в руках только после мистериальной смены сезонов, развертывающейся на одинокой, необходимо-случайной поляне. Конечно, всегда есть под рукой сонник вкусоцветного выбора остаться в перевернутом составе.

 

Встреча с тем, что прежде ускользало от взгляда, но стало сразу узнаваемым по внезапному ощущению значимости и смысла, которым сопровождаются подобные пересечения, предполагает две стороны, двух участников. Есть знак, высветивший знакомую фигуру из неразличимого, проплывающего мимо фона. И есть взгляд, напряженно всматривающийся в этот момент в смутные очертания за окном, уже преображенном листьями аканта, распускающимися от дыхания зимы.

 

Лоренс ван дер Пост - фигура, почти неразличимая для русского читателя, только узкие специалисты не могут пройти мимо нее - как исследователя культуры бушменов и писателя, да разве что любопытные путешественники по другой вселенной - Дэвида Боуи, воплотившего на экране образ героя романа "Семя и сеятель". В значительной мере такая ситуация обусловлена отсутствием переводов произведений писателя, отрывки из которых были представлены достаточно давно в журналах "Вокруг света". Творчество ван дер Поста само превратилось в один из затерянных миров, о которых с такой болью и глубоким пониманием он писал, миров, взошедших на древней земле Африки и в глубине человеческого сердца.

 

И вот ограничивающая обусловленность нарушена, есть перевод романа "Семя и сеятель"- еще одно слово в том диалоге взволнованных и искренних человеческих сердец, о которых писал автор, создающем открытое пространство перемен, где только и возможно движение духа, чье непостижимое прикосновение преобразило индивидуальный человеческий опыт в прекрасное литературное произведение. Эта книга обладает свойством обращаться в своего рода гиперссылку, соединяя ассоциации с живой тканью текста. И говоря о переводе как о знаке, благодаря которому стала возможной встреча с романом, так естественно будет обратиться еще к одной мысли Лоренса ван дер Поста, произнесенной словами Джека Селльерса в его последнюю ночь, когда он был человеком. О том, что надо научиться сделать всеобщее - частным, универсальное - конкретным. Безусловно, не было бы такого перевода - чуткого, бережного, уважительного, не умаляющего право писателя предстать непереводимым, если бы эта метаморфоза не произошла с самим автором перевода. И в той обезличенности по умолчанию, простирающейся везде, где нет крохотного зерна индивидуальности и смысла, это ценность.

 

И читатель, разделяя ценность таинства нисхождения, пусть вспомнит и другие знаки, сделавшие возможной встречу с героями романа, его автором и свою собственную личную сопричастность рассказанной истории. Женщину - Маленького человека из закатанного под площадку цивилизации древнего, самобытного племени бушменов, слишком старшего и слишком детского, чтобы породить в себе то, что могло бы противостоять этому безжалостному процессу. Она жила в доме тех, кто отнял у нее народ, но захотела передать все, что у нее осталось - мифы, и любовь, и связь с бытием - ребенку из этой семьи. Ученого, нашедшего в непонятных безымянных сказаниях и сочинениях древних философов язык-ключ к пониманию природы человека - Карла Густава Юнга. Его ответственное, этичное и творческое отношение к личности позволило Лоренсу ван дер Посту переплавить свой травматический опыт в новые смыслы и отразить их в своем творчестве на языке символов. Честность и ответственность - это те качества, к которым ван дер Пост постоянно возвращается в своем повествовании. Одаренного музыканта, поэта, актера, который своей вдумчивой манерой, словно вспышкой своей молнии, высветил литературный образ, подарив ему плоть. И который тоже был честен - Дэвида Боуи. Художника, чей новаторский дух проявился через пронзительный фильм, ударяющий, словно гроза в романе - по неподготовленным обветшавшим постройкам обедненного взгляда на мир - Нагису Осиму. Рюичи Сакамото - композитора, соткавшего чувственно-прекрасный занавес мелодии фильма из неосязаемой ткани, возвращающей покой Саулу всех времен - страдающей, больной, мечущейся душе. Это они сказали: "Счастливого Рождества!"

 

А что же вглядывающийся? Кто он? Что и как он видит? Ответ дает сам ван дер Пост, обозначая пути, по которым извечно движется человеческая жизнь - солнечный, лунный, звездный. Каждому предоставляется возможность самому определить в себе долю этих веществ и, возможно, это полевое исследование обнародует данные, не слишком схожие с привычными заключениями собственной службы защиты прав потребителя. Удивление от подобного открытия могло бы стать вторым прекрасным подарком ко Дню Перемен. Первым является сам читатель, потому что если нечто привело его к роману "Семя и сеятель", то это тоже - ценность. Ведь рассказанное - глубоко личная история обретения собственной индивидуальности, пережитая в личном жизненном опыте. И нужно самому иметь подобный опыт, чтобы магия рассказчика оказала свое действие. Другими словами, нужно самому проделать часть пути - навстречу. Увидеть, наконец, того, кто смотрит на тебя - не об этом ли моление каждого героя в книге? И роман предоставляет возможность направить свой взгляд любыми из означенных путей, или их сочетанием, или найти иной. Смысловые потоки по невидимым карстовым переходам открываются на всех уровнях восхождения - соответственно ладоням каждого: киплинговский дискурс Востока и Запада, античная традиция героя, утонченный декаданс психического и долгий шлейф чувственного...Пространство символа позволяет им сосуществовать одномоментно и непротиворечиво, что всегда можно обнаружить, провалившись в какой-нибудь из скрытых потоков. И надо сказать, что у романа есть уже свой верный читатель и свой клуб - сообщество, на страницах которого уместно появиться с любой интерпретацией, если она результат поиска и диалога, где представлены материалы, расширяющие представление об авторе, его героях и его эпохе. Знакомство с дополнительной информацией о книге и диалог мнений - еще один шаг, который способен вывести к увлекательному путешествию в мир не только романа, но и самого себя.

 

И книга, и фильм, созданный по ее мотивам - синтез поэзии, музыки, театра, живописи, синтез без эклектики, цельное произведение, не случайно к его созданию привлекались актеры, имеющие в себе данную валентность. Именно целостность, органичность, исходящие из глубины личности, вызывают эмоциональную сопричастность и выводят к размышлениям. И в продолжении темы о даянии и приятии, следует отметить, что "взять" этот роман не так просто. Философские смыслы растворены в художественной стихии, а сами приемы как кристаллическая структура, которая становится видимой, когда ты отстраняешься от нее, одновременно сохраняя с ней живую связь. Отсутствие пафоса назидательности при всем гуманистическом звучании произведения делает восхождение к пониманию почти безопорным, обреченным на одиночество вопросов и ответов, поскольку даже общеизвестные библейские истины - это нечто особенное у Лоренса ван дер Поста, не похожее ни на что. Сердцевина же истории свернута в такие формулы, что по мере приближения к ней, становится ненужной ее окончательная дешифровка. Пути к этому центру небуквальны и обнаружение их неясных очертаний сродни мистическому трепету. Кристальные смыслы и кристальные формы, актуализирующие собственный источник в глубине сердца. Так заканчивается прохождение мимо.

 

Истина, доверенная миру через личный нарратив - это стиль посвященного. И то обстоятельство, что она не укладывается в рациональные толкования, вызывает живой отклик, прочувствовать ее легче, чем описать - не подтверждение ли тому? Проблема взаимоотношения с подобным текстом - он здесь и автор, и сам человек, и весь мир - не не коммуникативного, не познавательного, не прагматического свойства, а исключительно этическая. Это загадка, в разгадке которой скрыт ключ ко всему тексту. Разница в ответе - мифы бушменов и резервации бушменов. Существующий способ восприятия, возможно вполне подходящий для знакомых маршрутов, способен полностью исказить, деформировать и разрушить видение мира Другим, которое уязвимо тем более, чем более индивидуально и уникально. Нет и не может быть никакой застывшей нормы, в храмах которой стоит встречать текст - индивидуальное. Этот церемониал всегда хорошо оплачен собственной Тенью, которая, скорее всего, так и не даст заметить, что золотые обратились в уголь. Интерпретировать через многоголосие различных культурных концептов - один из путей, сохраняющих достоинство участников процесса, и только для того, чтобы понять и текст и, может быть, самого себя. Личный нарратив не предполагает общепринятых рамок, ограничивающих движение мысли и образа. Это - стимул, толчок для сотворчества. В образных системах нет общих правил, нет словаря, который бы позволил свести в логичные ряды-инструкции мир творца и дал бы механизм создания и толкования его образов. И как бы не дистанцировался рассудок с его современными лабораторными методами, он вынужден уступить здесь своему "младшему брату" - наблюдению и описанию в поле. Образ поля тоже один из основных у ван дер Поста.

 

Поэтому единственно возможным способом вхождения в такие сложные системы - тексты, как "Семя и сеятель", как Лоренс ван дер Пост, может быть только принятие его путей. Привнесение своего неочищенного опыта, упрощение заведомо сложных вещей, профанация тайны, грубое рассудочное препарирование, как и сомнамбулическое повторение выкриков вакханок-чувств - это хорошо утоптанная дорога, в случае с Лоренсом ван дер Постом обреченная вывести только к тому месту, откуда опять придется катить в гору свой камень. Занятие вполне доступное и востребованное и для образованного человека. Пути автора, сведенные воедино, которыми можно последовать как нитью Ариадны, образуют завораживающий рисунок вокруг пульсирующей темной бездны, потому что этот путь - взгляд. Тема проходит через весь роман и все узловые моменты получают начало во взгляде. В фильме Осимы есть выразительные сцены, построенные только на одном взгляде или на пересечении взглядов. Нужно просто всмотреться.

 

Другой значимый принцип, следующий из авторского видения - не прояснять, оставить место пустоте - как на японских гравюрах, как в сценах Осимы. Недосказанность - уровень покрова тайны, где тактильность - уровень универсальной формы разрушения тайны. И эта еще одна истина, которая должна быть принята со смирением в сердце.

 

Смирение разума - попугая в клетке - один из перекликающихся принципов метода Юнга, с которым ван дер Поста связывала дружба. Видение мира через пластичную сеть символов индивидуальных и коллективных архетипов предполагает понижение уровня функции сознания, позволяющее парадоксальным образом прекратить бессознательные состояния. Сознание превращается в рыбу, свободно проникающую в ячейки сети, наброшенной на него самым первым проклятым охотником - общим древним человеческим опытом. Безусловно, роман не является рисунком по учебнику юнгианского анализа, язык которого, смутно знакомый Лоренсу ван дер Посту по завораживающим воображение сказкам бушменов, стал ему органически близок, своего рода естественной системой координат. Ее можно передать и через разнообразие других форм, главное, чтобы они были собственными.

 

Край, где распространен язык романа, так напоминает сон, потому что только там безраздельно царит символ, заметками которого на полях сознания является вся человеческая культура. И если они так подобны - роман и сон, то почему бы именно так и не увидеть его? В этом сне истина Лоренса ван дер Поста обладает свойством самораскрытия - как цветок, потому что человек подобен ей. В этом сне индивидуальный человеческий опыт носит великие и прекрасные имена. И на Рождество стоит посмотреть этот фильм, перелистать книгу, единственный призыв которой - обрести смелость называть свой собственный опыт именами прекрасными и вечными. И увидеть эту историю, рассказанную нам волшебной силой искусства, соединившую в один голос многих прекрасных людей - для этого часа - как сон зерна, которому приснилось, что оно - человек.