О ненависти...

[MCML]

Третья часть фика "О любви..."

Уже потом, в длинные нескончаемые часы ожидания казни, в одиночке...
И потом, выпущенный вдруг рождественским чудом (хотя, нет, не чудом, а очень пьяным сержантом Харой) из карцера обратно в барак...
Майор Селльерс то и дело думал: как?...
Как могло получиться, что два взрослых человека, каждый - по-своему, так одинаково ошиблись?
Ну, ладно, капитан - он молодой, в чем-то очень наивный, такой чувствительный... И для него все было так неожиданно...
Но он сам, майор Джек Селльерс?
Иногда ошибки слишком дорого стоят...

После той ночи, когда капитан Йонои принес ему циновку, после всего, что затем на этой самой циновке произошло, Джек утром ломал голову: и что теперь?! Сделать вид, что ничего не было? Но себя-то не обманешь...
Майор британской армии Джек Селльерс не понимал, как он мог так сорваться и допустить то, что допустил...
Он не понимал, как он мог не сделать того, что сделал, потому что японец пришел за помощью, и Джек прекрасно понимал, чего ему стоил этот приход...
Он не понимал, будет ли что-то подобное сегодня ночью...
Он не понимал, будет ли что-то подобное вообще...
"На его месте я бы меня грохнул..." - думал Джек.
И понимал, что это - единственно правильное решение для капитана после того, что произошло...
Он старался не смотреть на свои руки, чтобы не вспоминать, что вытворял ими сегодня ночью. Ему казалось, что на пальцах остался слабый аромат кожи японского юноши...
Оставшийся после ночного визита капитана тяжелый осадок разбавлялся странным чувством удовлетворенности - он, Джек, хоть как-то, но смог поддержать этого запутавшегося и дошедшего до отчаяния парня. Почему он решил помочь врагу - этот вопрос майора британской армии Селльерса не беспокоил. Беспокоил другой...
Что будет сегодня ночью?
А чем еще можно заняться в одиночной камере, в которой пол - песок, одна стена - решетка, а из мебели - только принесенная стройнным японским красавцем-капитаном циновка? Только задаваться вопросом -
Что будет сегодня ночью?
Он настолько старался не думать об этом, что, в результате, думал почти весь день, и к ночи был уже измотан непривычными, раздражающими мыслями, ответа на которые не было.
Не было ответа на вопрос - что нужно от него каптитану Йонои. Вернее, он был, но Джек не хотел его знать. Не было ответа на вопрос - почему он, Джек, не может благополучно наплевать на этого самого капитана и предоставить его собственным терзаниям. Ответ на этот вопрос заставлял скрипеть зубами и яростно бить кулаком по чертовой циновке...
К концу дня "вопросов без ответов" майор Джек Селльерс был в бешенстве!
Поэтому, когда стало темно, он яростно улегся на подстилку, желая только одного - уснуть немедленно и на ближайшие пару недель, как минимум. Он - не нянька! И не миссия Красного креста!
Майор Селльерс не желал больше видеть капитана Йонои!

... Когда ржаво щелкнул замок на двери, Джек так старательно пытался спать, что грудь ходила ходуном. Еле слышный скрип песка под приближающимися шагами отдавался в ушах наждачным скрипом. Шаги приблизились и замерли. Повисла тишина... Даже не глядя, майор Селльерс прекрасно знал, кто именно стоит сейчас в его камере, рядом с циновкой, завороженно глядя на заключенного, чуть покусывая упругие, горячие губы...
Капитан Йонои.
Джек открыл глаза и резко сел. Он увидел рядом с собой красавца - капитана, того самого, которого прошлой ночью, вот на этой самой циновке, так яростно целовал и сжимал в объятиях... Японец смотрел на него сверху вниз, взгляд его был матовым и непроницаемым. Джек вдруг подумал, что не удивится, если тот вот сейчас - сию секунду! - выхватит свой дурацкий меч и рубанет наотмашь.
Пару минут было тихо...
Ну, что ж, если он не собирается размахивать мечом... Джек тяжело подвинулся и, как прошлой ночью, похлопал рукой по освободившейся части циновки:
- Я даже не знаю, что сказать вам в качестве приветствия, капитан....Присаживайтесь, раз уж пришли...
На этот раз японец просто сделал шаг вперед и опустился рядом с ним на циновку. Какое-то время они так и сидели - рядом, почти касаясь друг друга плечами. Джек слышал прерывистое дыхание Йонои, чувствовал тепло его плеча. Но он не знал, что сейчас надо делать, что говорить...
А потом Йонои вдруг шумно вздохнул - как перед прыжком в воду - и, мягко потянувшись к нему, положил ладонь Джеку на шею. А лбом прижался к его плечу. И замер. Джек оцепенел, он боялся пошевелиться - потому что не понимал, что будет дальше. Но капитан тоже не шевелился, казалось, он даже не дышал.
Сколько они так сидели, Джек не знал - может быть, пятнадцать минут, может быть, два часа...
Вчерашнее ощущение, что комендант концентрационного лагеря, красавец капитан с глазами цвета черного бархата, который сейчас сидит рядом, уткнувшись лбом ему в плечо, пришел, сам не понимая почему, но пришел за помощью - накатило резко и безжалостно. Джек еще посопротивлялся ему, сколько мог... Но вид этого беззащитного мальчика, вернувшегося, как преступник на место преступления, к тому, перед кем он был абсолютно бессилен, заставил до боли закусить губу и проглотить комок, возникший в горле...
Через какое-то время Джек левой рукой обнял капитана за плечи, легонько прижимая его к себе - так было удобнее сидеть. И еще - очень не хотелось себе в этом признаваться, но ладонь на шее была приятна. От нее расходились тепло и нежность.
Потом Йонои поднял голову и посмотрел Джеку в глаза.
Столько благодарности, нежности и еще чего-то, волнующего, будоражащего было в этом взгляде, что Джек, сам поражаясь тому, что делает, склонился к нему и осторожно коснулся губами губ капитана. Осторожно - потому что вот так, вблизи, прекрасно видел, чем закончились его собственные вчерашние порывы. Он целовал эти распухшие губы легко, чуть касаясь, но тут же почувствовал, как по телу Йонои прошла дрожь. И дальше все повторилось... В какой-то момент майор Селльерс понял что не может больше быть ни бережным, ни осторожным, потому что мальчишку опять колотило, а при взгляде на его исцелованный рот, на следы оставленные его, Джека, зубами на шее и плечах японца, он почувствовал вчерашнее яростное возбуждение, смешанное с жалостью, от которой опять перехватывало горло. И снова он с силой сжимал этого красивого японского юношу в объятиях, целуя его до боли, до крови, принимая ответные ласки и не в силах оторваться от взгляда Йонои, которым тот говорил больше, чем в силах вообще сказать человек... Потом Джек, опираясь на локоть, лежал и смотрел на лицо лежавшего рядом капитана, на его закрытые глаза, из уголоков которых опять стекали слезы, но это были слезы счастья, Джек это знал. Он даже шепнул еле слышно:" Не надо, не люби меня, пожалуйста...", прекрасно зная, что тот его не услышит. Он помог капитану застегнуть офицерскую рубашку - у того дрожали пальцы, потому что Джек сегодня был даже более яростным в своих ласках, чем накануне...
Как и прошлой ночью, японец ушел молча, не обернувшись. Щелкнул дверной замок.
Джек уснул почти сразу же, ему было спокойно и хорошо.
Со следующей ночи он уже ждал прихода капитана...

Четыре раза приходил к Джеку ночью красавец-офицер, комендант концентрационного лагеря. Они почти не разговаривали, не смотрели друг на друга. Йонои входил в камеру, Джек уступал ему половину циновки, какое-то время они просто сидели рядом. Потом юноша потерянно вздыхал, обнимал Джека и замирал. И все начиналось, когда Джек, не в силах дальше выдерживать эту мучительную неподвижную ласку, сжимал его в объятиях, целовал распухшие от предыдущих ночей губы, гладил по голове...
Потом капитан уходил - молча, не оглядываясь.
Но Джек уже знал, что завтра он придет опять...

И на пятую ночь Джек ждал капитана...
Он уже мог загодя слышать звук приближающихся шагов, знал, в каком именно месте они замрут на несколько секунд... Он знал, как дышит японский юноша, как он двигается...
К этому моменту майору Селльерсу казалось, что он знает капитана Йонои как самого себя.
Поэтому то, что осторожные, крадущиеся шаги, приближавшиеся к его камере, принадлежали не Йонои, Джек понял почти сразу. Еще до того, как некто, очень старавшийся не шуметь, вошел в камеру.
Джек не мог поверить, что оправдываются его самые дурные предчувствия.
Кинув быстрый взгляд на дверь, за которой был кто-то чужой, он старательно притворился спящим...
Дальше все было, как в дурном сне - лязг вынимаемого клинка, скрип песка под ногами, слабый окрик "Эй...! - видимо, чтобы проверить, насколько глубоко майор Селльерс предается сну...
И яростный удар клинка в то место, где, за секунду до этого, находился майор британской армии Джек Селльерс. Вернее - его сердце...
Но этой секунды оказалось достаточно для того, чтобы натренированное тело одним рывком, откатом, метнулось в сторону.
Удар клинка пришелся в циновку...
Джека захлестнули ненависть и ярость!
Ненависть к предателю (теперь Джек так и думал о капитане - "Предатель!"), который проливал крокодиловы слезы на его груди, притворялся бедным, беспомощным ягненком, разбередил душу, вынудил совершать то, о чем сейчас и вспоминать не хочется...
И ярость на себя, дурака, купившегося на лживые слезы, возомнившего, что этот мальчишка, действительно, нуждается в его поддержке и участии... В его любви...
В тот момент майор Селльерс уже не помнил, что капитан Йонои - представитель вражеской армии.
Он не помнил, что сам пришел к выводу - будь он на месте капитана, расправился бы с собой незамедлительно...
В висках стучало: "Предатель!...Предатель!...".
Даже не потрудился прийти сам, порученца прислал!
Пользуясь минутным замешательством нападавшего, Джек схватил его за затылок, нанес сильный удар по голове - и несостоявшийся молодой убийца, с белой повязкой на лбу, рухнул на циновку...
Чувства, раздиравшие Джека на куски, требовали выхода. Прислал одного - пришлёт и другого! И третьего, и четвертого... Предатель!
Джек жалел только об одном - что этот трус не рискнул прийти сам.
Видимо, воспоминания смущали... Или просто испугался...
А вот тогда майор Селлльер уж точно сделал бы все, чтобы черные бархатные глаза японца больше не мешали ему жить! И рука бы не дрогнула!
Он не мог больше оставаться в этой камере! Ярость и ненависть гнали его в открытую дверь, туда, где, в ночном сумраке, как тать в ночи, затаился этот предатель, комендант концентрационного лагеря - капитан Йонои...
Найти! Посмотреть в эти лживые глаза! А по возможности - достать вот этоим самым клинком, старательно приготовленным для него, Джека...
Что ж, он использует клинок по назначению!
И что будет после этого лично с ним, майора Селльерса не интересует...
Он схватил клинок... Циновка! Та самая циновка, которую этот предатель принес в первую ночь, когда упек Джека в карцер. Циновка, которая растопила сердце майора Селльерса, сделав его глупой игрушкой в руках этого красавчика...
Джек на секунду уткнулся в нее лицом - ему показалось, что она все еще несет в себе запах кожи капитана... Какой же он идиот! Поверил...
Ну уж нет! Циновка - отличный свидетель того, что было! И он не откажет себе в удовольствии швырнуть ее в лицо этому...этому...
Одним рывком выдернув циновку из-под лежащего без сознания японца, Джек бросился в открытую дверь...
... Откуда взялась идея прихватить с собой за компанию Лоуренса, Джек сам не понимал. Вспоминая в камере историю с радиоприемником, он догадывался, что Лоуренс, если он, конечно, еще жив, должен быть где-то здесь... Посторонних на территории карцера больше не было, поэтому он звал Лоуренса до тех пор, пока не услышал в ответ слабое "Джек...". И - рванул на голос...
Хорошо было уже то, что он отвязал Лоуренса от столба, у которого тот, похоже, со дня на день готовился отдать богу душу. Джека трясло от ненависти, от злости на самого себя, но рассудок работал четко, как никогда:
- Лоуренс,... мы сматываем удочки...
Он не интересовался мнением друга, просто поставил его перед фактом.
-Слушай, мы отсюда убираемся, я понесу тебя на плече...
Все попытки Лоуренса возразить, что "их убьют, как беглецов", разбивались о Джека, как слабые морские волны о неприступный утес. Еще бы... Он и сам это прекрасно понимал... Бежать из этого лагеря, на этом острове - занятие не менее самоубийственное, чем поверить одному японскому капитану, смотревшему на Джека бархатными черными глазами и даже плакавшему у него на плече...
Но перед тем, как их убить, их должны отвести к коменданту лагеря - таков порядок! А уж там Джек постарается сделать все, чтобы про Лоуренса просто забыли, будет им всем, чем заняться...
- Не волнуйся, все нормально... Капитан Йонои подарил мне циновку...
Лоуренс совершенно не понял, при чем тут циновка, но промолчал... Джек понимал - при чем - но не считал нужным объяснять... Как можно объяснить, что эта треклятая циновка жгла ему руки и душу?! И бросить ее он не мог - еще не время...
Не скрываясь, не пытаясь замаскироваться - заранее делая свой бредовый побег невозможным - с измученным Лоуренсом на руках, Джек шел прямо к дороге...
Теперь главное - кого-нибудь найти!
Он не сразу понял смысл фразы Лоуренса:
- Это нелепо...
Потому что нелепым было все! И эта попытка убийства, и этот побег, и эта идея тащить Лоуренса на руках...
Самым нелепым было то, что в нескольких шагах от них, на дороге, стоял и изумленно смотрел на него капитан Йонои, который, судя по направлению движения, шел в карцер. Шел, чтобы проверить, хорошо ли выполнено его поручение - убить майора британской армии Джека Селльерса.
Но Джек Селльер - пока еще живой и здоровый - стоял перед ним. С Лоуренсом на руках, циновкой под мышкой и клинком в правой руке.
Стоял - и злобно ухмылялся, точно также, как тогда, когда на глазах капитана демонстративно сожрал красный гибискус...
Майор Селльерс был счастлив!
Даже не спустив с рук Лоуренса, заметно затруднявшего ему движение, Джек сделал то, о чем мечтал последние десять минут. Со словами:
- Я полагаю, вы пришли за своей циновкой? - он швырнул ее под ноги капитану, удовлетворенно заметив, как тот изменился в лице, словно, его ударили.
Свалить Лоуренса на землю, удобнее перехватить клинок, наставив его на капитана - было делом двух секунд.
А вот теперь, мальчик, поговорим!
Первое ощущение - что-то не так - рухнуло тяжестью каменной плиты... Что-то было неправильно. Что-то не срасталось...
Может быть, капитан смотрел слишком искренне и потрясенно. Его черные бархатные глаза были наполнены все тем же восторгом и изумлением. Губы все так же подрагивали... Может быть, он слишком медленно и неторопливо вынимал из ножен свой меч - Джек, освободившийся от Лоуренса, вполне смог бы сделать один рывок на сокращение дистанции. А там длины клинка вполне могло хватить, чтобы...
Ненависть и ярость, бушевавшие в душе, постепенно начали утихать... Глупость какая-то...
Майор британской армии Джек Селльерс перестал понимать, что происходит...
Хорошо же, я его проверю! По-настоящему!
И одним плавным движением Джек воткнул клинок в землю. Вот теперь - всё! Сейчас все станет понятно...
Если только он шел убедиться, что тот солдат выполнил приказ...
Джек мысленно представил, как Йонои делает два шага вперед и взмахивает мечом...
- Почему ты не хочешь драться со мной? Если ты победишь, ты будешь свободен! - такой знакомый грудной голос старательно произносит слова на чужом языке...
Что?! Что сейчас сказал этот предатель, этот красавец-капитан, который смотрит на Джека потясенно и недоверчиво, и губы у него дрожат?!
Вкус этих губ Джек помнит настолько, что ломит скулы...
Но он не понимает, что сказал капитан...
Йонои не зовет охрану, не бросается рубить его наотмашь... Он говорит - о свободе?!
Они смотрят друг на друга, и Джек опять не понимает, почему Йонои вдруг также медленно опускает меч...
Хотя - нет, он уже понимает. Понимает, что где-то произошла страшная ошибка, что-то пошло не так... И этот мальчик не посылал к нему убийцу. Откуда тот взялся, Джеку уже не интересно - главное, его не посылал капитан!
И, похоже, сейчас он опять шел к нему, к Джеку, как вчера, как позавчера...
Но тогда...
Тогда получается, что все, что затеял майор британской армии Джек Селльерс - зря?!
Этого не может быть!
И, словно, в доказательство того, что - да, может быть! - Джек слышит топот ног бегущей охраны. Он видит подбежавшего сержанта Хару, поднимающего пистолет, целящегося в него, в майора Селльерса. Слышит его лающий голос, что-то спрашивающий у капитана...
Вот и всё...
А потом Джек, словно в замедленной съемке, видит, как японский мальчик - капитан разворачивается и встает между ним, Джеком, и сержантом Харой. Он не дает команду опустить оружие, он не кричит на своего подчиненного. Он не произносит ни слова...
Он просто закрывает майора Селльера своим телом... Хара медленно опускает пистолет, потрясенно и сочувственно глядя на капитана.
В эту секунду Джеку хочется умереть...
Зато слова произносит лежащий на земле Лоуренс. Он корчится от боли в ногах, но находит в себе силы пошутить:
- Джек, мне кажется, ты ему приглянулся...
Господи, бедный мальчик!...
Джек опускает голову и утыкается лицом в лежащего на земле Лоуренса. Ему стыдно. Стыдно до слез и больно так, что разрывается сердце. В эту секунду он искренне жалеет, что не дал пришедшему к нему убийце закончить свое дело. Он задыхается от стыда, на глазах выступают слезы, и он не видит, как в этот момент капитан Йонои оборачивается и через плечо смотрит на него и на Лоуренса...
В глазах Йонои - боль, обида и разочарование.
Он смотрит на Лоуренса, тихо посмеивающегося своей шутке, на майора Селльера, "этого офицера", который, уткнувшись в Лоуренса, смеется вместе с ним над тем, что для капитана в последние несколько недель стало смыслом жизни...
Йонои не знает, что Джек - плачет...
В душе его медленно, но неуклонно поднимаются ярость, ревность и ненависть к этим двум британцам - не за попытку побега...
За то, что им обоим так смешно...
Глуховатым грудным голосом он отдает команду:
- В камеры!

Он не знает, что, сидя в камере, майор британской армии Джек Селльерс, изо дня в день ждет, что ближе к ночи ржаво щелкнет замок на двери, и на пороге появится японский капитан, комендант концентрационного лагеря... И Джек Селльерс сможет объяснить ему, какого же он, Джек, свалял дурака, почему так все получилось, и даже попросить прощения...
Но этого не будет.

Капитан Йонои больше никогда не прийдет к майору Селльерсу...