Джон Лоренс, который когда-то был помощником военного атташе в Токио, говорил, что уверен, что наш комендант не принадлежал по рождению к знатному потомственному японскому военному сословию, а был вероятно, второклассным таможенным чиновником из Кобэ или Йокогамы, потому для него не было унизительным, как было бы для настоящего солдата, постыдное назначение командовать лагерем презренных военнопленных.
читать дальше
Но Хара, говорил он, вот кто был настоящий, не в пример офицеру, воплощенный феодальный слуга, без колебаний сопутствующий в сражении своему господину и властителю. Он служил своим господам давно и исправно, воевал в Корее, Манчжурии, Китае, и нынешняя необременительная работа, по-видимому, стала его вознаграждением.
Не знаю, насколько Лоренс был прав, но один факт выпадал из этой теории: Хара не испытывал никакого комплекса неполноценности по отношению к своему офицеру. Достаточно было увидеть их вместе, чтобы понять, кто из них был истинным, прирожденным военным, а кто просто выжимал соки и извлекал выгоду из войны. Мы не сомневались, что, внешне подчеркнуто корректный с офицером, в душе Хара чувствовал себя старшим. Он не задумываясь брал командование на себя, когда считал это необходимым. Я видел его на проверках, в ярости вышагивающего между комендантом и нашими рядами, выхватывая кого-то, кто невольно нарушил его загадочный кодекс относительно того, что правильно в данный момент, и в каком-то полубессознательном припадке бешенства избивал беднягу до полусмерти первым, что попадалось под руку, в то время как смущенный офицер обращал свои рафинированные таможенные чувства к более мирной области лагерного плаца. Нет! Не он, но Хара управлял нами холодной, предопределенной, жестко обусловленной и архаичной волей из стали такой же прочной, как металл большого двуручного меча его предков, висевшего на его несуразном доисторическом бедре.