В "Семени и Сеятеле" Лоуренс ван дер Пост пишет о том, что по требованию сержанта Хары даже упоминания о поцелуе на странице было достаточно для того, чтобы он приказал эту страницу из книги вырвать – словом, поцелуй для японца вещь сугубо интимная как исключительно часть любовной игры и поэтому любое упоминание о ней является неприличным, даже бесстыдным. О том же речь и в статье Дональда Ричи. Но: "Японская эротика часто изображает оральный секс между мужчиной и женщиной, но никогда -- между мужчинами. Напротив, целующиеся мужчины изображались часто." (И. С. Кон)
Вопрос: и как это все понимать? Нет, мнение ван дер Поста нам ясно, он его в книге высказал довольно четко и недвусмысленно (что бы там не говорил слешер Осима), но не о нем речь. Хорошо, после реставрации Мейдзи поменялось многое, в том числе и отношение к гомосексуальности – оно стало еще более пуританским, нежели на Западе, и мир геев с миром гетеросексуалов до сих пор пересекается в Японии минимально, но. С точки зрения русских он братается, с точки зрения французов — целует врага словно генерал, награждающий солдата орденом за доблесть, с точки зрения остальных сошел с ума, а с точки зрения японцев не только совершает нечто неприличное (и извращенное, ведь в щеку даже любовники не целуются), но и смутно напоминающее о практически стершейся из памяти (но не генетической) большинства традиции сюдо (и не только сюдо). Правда, даже в таком случае вид поцелуя – в щеку – извращение, я так предполагаю. Да поцелуй в понимании японца вплоть до реставрации вообще почти что извращение!)(А вот СССР после войны пестрел плакатами с целующимися в губы солдатами, и никто этому не удивлялся, ведь у нас издревле так делают и безо всякого эротического подтекста. Разница менталитетов, что тут скажешь.) С другой стороны, отойдя от шока, японцы могли понять, в чем дело. И все равно, даже без подтекстов, даже в щеку – это поступок из ряда вон выходящий как для европейцев, так и для азиатов. Ёнои как комендант лагеря военнопленных потерял лицо, Джек же как британский военнопленный поступил с врагом так, словно тот был ему другом, родственником или подчиненным (а по чину, кстати, и был) и тоже потерял лицо – что и требовалось психологу-гуманисту ван дер Посту, ратовавшему за снятие героями социальных масок, диктующих их владельцам, как себя вести (он вообще в книге все очень детально читателю объясняет). Но Осима, вне всякого сомнения, жирно намекал еще и на любовь.